Когда у нас начинают появляться сомнения в том, что нам говорят правду и что вообще дело не чисто? Вот погиб в Сирии контрактник Вадим Костенко. Уже точно известно, что погиб. Это армия, где все должно быть под контролем, где четкие границы ответственности и субординации, где каждый солдат должен быть известно где, и заниматься известно чем — тем более в военной обстановке. Поэтому военные не могут не знать о гибели солдата и об обстоятельствах этой гибели. Расследование не могло занять слишком много времени. И как только оно было проведено, военные были обязаны проинформировать не только родных, но и общественность. Потому что гибель российского солдата в Сирии – это общественно значимая информация. Мы узнаем о ней спустя то ли три, то ли четыре дня. И получаем сразу несколько версий.
Говорят и про гибель по неосторожности и про то, что он просто погиб, то есть как будто в бою. Минобороны, наконец, сообщает о самоубийстве из-за несчастной любви. В тот момент, когда в соцсетях уже пошел гулять слух, что погиб не один Костенко, а 9 наших солдат! Вот чего в этой ситуации совершенно не хотелось бы – это спекуляций типа «вон пошли первые жертвы путинской авантюры». Во-первых, это армия. В армии солдаты гибнут и на учениях и в быту – и совершенно необязательно в результате неуставных отношений. Просто там, где есть оружие и сложная техника, существует риск получить увечья и даже погибнуть.
И солдат, погибший в результате самоубийства или по неосторожности в Сирии, точно также мог погибнуть на территории России в своей воинской части, и путинская авантюра была бы тут совершенно не причем. Но чтобы никаких спекуляций не было, Минобороны всего лишь навсего должно быстро и четко обо всем информировать. Несчастный случай – значит, несчастный случай. Самоубийство – скажите прямо. Да даже если солдат погибнет непосредственно в бою – это тоже не должно быть секретом. Потому что мы открыто послали свои войска в другую страну. Послали не на парад, а на войну. А на войне убивают. Войны без потерь быть не может. И если солдат погибает, выполняя приказ – ничего секретного, стыдного и позорного в этом нет.
Но у нас принято в таких случаях изворачиваться, обманывать. Наверное, чиновники и военные думают, что признав потери, они бросят тень на непогрешимую политику государства. Наверное, хотят, чтобы народ, сидя у телевизора продолжал смотреть бомбежки в Сирии как художественный фильм, где вместо крови льют клюквенный сок. Но коль скоро это все-таки война, и потери на войне неизбежны, и утаить их все равно не получится, то надо научиться говорить о них четко и быстро, и придумывать на всякий случай какие-то другие приемы, кроме того, что «мы не в курсе», «он сам напоролся на гранату» или «военнослужащего с таким именем в списках нет».
