Упорная самоубийца
Отвергла спасательный круг…
Когда президенту внимала Москва,
А доллар испуганно рос, —
Я вдруг услыхал золотые слова
В ответе на детский вопрос.
Иль то проговорка по Фрейду была,
Иль тайная воля светил? —
Но все свои планы, мечты и дела
Он подлинно в ней воплотил.
Писатель, завидуй! Эксперт, удивись!
Обкусывай локти, поэт!
Мне кажется даже, что это девиз
Последних пятнадцати лет
И даже надгробье на тусклую муть
Последних годов тридцати.
Запомни:
«Того, кто решил утонуть, —
Уже невозможно спасти».
Когда обреченный стремится во тьму,
Презревши спасительный свет,
Хоть трижды протягивай руку ему —
Он ноги протянет в ответ.
Он вовсе не видит протянутых рук,
Спускаясь в зловонную ночь,
Он гордо отвергнет спасательный круг —
Культуру, науку и проч.
Ни славного прошлого пафосный зов,
Ни горькое эхо стихов…
Упорная, тайная воля низов
Совпала с желаньем верхов.
Несчастный Герасим!
Спасенье Муму,
Ей-богу, не стоит труда.
Ее все равно же пришлось же ему
Обратно же бросить туда.
Спасали по-всякому, боже ты мой,
Однако судьбы не отвесть.
В России бессилен великий немой —
Над ним еще барыня есть.
Спасение — пошлость.
Спастись — это пасть.
Насколько приятней тонуть!
Тонуть — это доблесть и слава, и власть,
И к предкам надежнейший путь.
Дежурные фразы прилипли к губе,
Бессильные руки прилипли к трубе.
Уходим по пояс, по грудь.
Уже не в работе,
Уже не в борьбе —
Мы тонем в болоте.
Мы тонем в себе.
Мы тонем в желанье тонуть.
Не трать увещаний.
Назад не зови.
Не лезь к обреченным с врачом.
Теперь уж неважно — в слезах ли, в крови,
И в нефти,
и мало ли в чем.
Под русского ветра отчаянный свист
И чаек разнузданный гам…
И питерский камень —
бессменный чекист —
Надежно прикручен к ногам.
Он все объяснил,
откровенен и прост,
И смолк дрессированный зал.
Не зря же когда-то,
вступая на пост,
«Она утонула», — сказал.
0
